...Стать звездой лошадиного мира России мне было несложно. Причина не только в моих способностях и тех знаниях, которыми я располагаю, а прежде всего в поразительной серости этого мира, его беспросветной безграмотности, в примитивности понятий о лошади.

Мне, единственному человеку в России, который занимается старинной Высшей Школой (по-французски От Эколь) в ее подлинном варианте, нетрудно контрастировать с конным миром России, где никогда не было и нет высшей школы. А ведь когда-то и я был такой же свиньей, как и все, так же наказывал лошадей, прыгал на них, совершенно не чувствуя ни их души, ни их правды.

А потом мне достался конь, от которого отказались все.

На тот момент он уже настрадался от идиотов-спортсменов, ненавидел людей, был знаменит свирепостью и буйством, абсолютной безбашенностью и неуправляемостью. Путь у него был один -- на мясокомбинат. Обычно в спорте таких лошадей «убивают», то есть бьют до тех пор, пока характер не сломается.

Перста били особенно изощренно. Но он не ломался. С его буйством боролись самым простым образом -- его били и не кормили месяцами в надежде, что он смирится и утихнет. Не утихал. И при первой же возможности мстил. Мстил мощно и неотразимо, ибо его, полуараба-полубуденновца, одарил Господь Бог волшебным по силе темпераментом и умом.

На четвертом году жизни он был совершенно уверен, что мерзких существ, от дыхания и пота которых воняет съеденным ими мясом, которые то цепляются за его спину, то запирают его без травы неделями стоять в дерьме, лучше убивать сразу. При первой же встрече.

Поэтому, увидев его в первый раз, я струхнул. Он просто поразил меня мощью и неукротимостью, храбростью и ненавистью к человеку. Струхнули и мои консультанты. Меня отговорили его покупать. Но любовь -- жестокая штука, и вскоре я стал мучиться без этого невменяемого коня.

Его уже сто раз перепродали -- а я искал его. И нашел на какой-то помоечной конюшне, где на пятом году жизни он и должен был закончить буйные свои дни. Его не кормили месяц. По сути, он был почти мертвецом. Но его характер, его ненависть к человеку, его темперамент были при нем. И я забрал его. Забрал домой. Живую пятисоткилограммовую бомбу, с которой совладать было немыслимо.

И теперь, когда это чудовище по короткому моему цоканью языком -- без железа во рту, без уздечки! -- выполняет самые сложные фигуры Высшей Школы или когда слышит «сентадо» и, «улыбаясь», садится напротив, жеребцовым мощным похрюкиваньем приглашая своего друга (меня) усесться поудобнее рядом, я иногда вспоминаю того невменяемого Перста, каким он когда-то был...

Теперь он легко и без всякого принуждения делает и курбеты и балансе, испанский шаг и испанскую рысь, по просьбе ложится, садится, пассажирует и пиаффирует, делает обратные пируэты на трех ногах, кранчи, -- короче, делает все, что должна уметь делать лошадь От Эколь.

Во Франции никогда и ни за что не наказывают лошадь. Не допускается не то что удар -- даже тычок или окрик. Если ты ударил лошадь -- ты скотина, ты спортсмен. Даже хуже, ибо ты предал доверие лошади. В От Эколь нет соревнований. Если ты мастер -- ты можешь делать со своим умением все, что пожелаешь. Хочешь денег -- «делай» лошадей шейхам в Эмиратах, где за обучение лошади самому простому набору фигур Высшей Школы платят от ста тысяч... Хочешь -- преподавай в академиях Бельгии, Франции, Австрии. Хочешь -- готовь лошадей для Голливуда. Мастеру нельзя только одного -- помогать спортсменам (скотам).

В конном же мире России, который когда-то крепко уродовал моего Петю (Перста), все основные ставки сделаны на самое глупое и нерезультативное -- на жестокость. На беспробудную и скотскую жестокость. Она -- во всем.

«Чайник», впервые гордо нацепивший обтянутую бархатом жокейку-«даунку», как правило, и не подозревает, что теперь на его башке красуется такой же символ грубого и скотского издевательства над лошадью, как немецкая каска с эмблемкой СС, символизирующая концентрационные лагеря, погромы и расстрелы людей.

Я ненавижу конный спорт, хотя меня учили не замечать его. Мои великие учителя всегда объясняли мне, что конный спорт -- это другая планета, где отношения между людьми и лошадьми совершенно другие... Но я его все равно ненавижу ненавистью, переданной мне моим Петей. И другими лошадьми, с которыми я работал и работаю. Я ненавижу конный спорт от имени и по поручению Рыцаря и Амулета, Ванды и Ирхата, Аверона и Гайдамака -- да сотен лошадей, которых я знал, которых конный спорт искалечил и обыдиотил. Прошу прощения за лирику.

...Ладно, по порядку. Да, у людей есть примитивная и жестокая забава, которая называется «конный спорт». В нем две главные дисциплины -- конкур и выездка.

Конкур -- это когда лошадь заставляют перепрыгивать крашеные палочки, установленные на разной высоте, или наборы таких палочек, что называется системой препятствий. Поскольку занятие это абсолютно противоестественное для лошади -- в природе перепрыгнуть что-либо высокое она может, только спасаясь от опасности, -- ее заставляют совершать это действие под воздействием сильной боли во рту, в боках и под страхом немедленных и крайне жестоких избиений, если она начнет отказываться.

Спортсмены называют эти избиения «наказанием». Они вообще очень любят это словечко.

Для того чтобы лошадь не сбивала крашеную палочку, задев ее случайно, а боялась бы ее, точно так же, как она боится сидящего на ней наездника, делается так называемая «подбивка». Суть «подбивки» заключается в том, что лошадь в тот момент, когда она перепрыгивает препятствие, снизу бьют по ногам, резко подняв верхнюю планку. Чтобы удар был особенно болезненным, деревянную крашеную палку заменяют железной трубой. Иногда с подведенным к ней электротоком. Это самая обычная практика.

Есть и другие способы воспитать в лошади «аккуратность», как выражаются спортсмены и те носители «даунок», которые им по глупости подражают. Самый простой «немецкий» способ -- к ногам лошади в тех местах, где она может задеть ими палочку, приматывают бинтами пивные пробки. Острым краем к ноге. При случайном ударе пробка причиняет боль настолько дикую, что в следующий раз лошадь будет поднимать ноги как можно выше.

Сразу оговорюсь: ни «подбивка», ни «пробки» вообще не считаются жестокостью -- это норма, и через одну или другую процедуру проходят все спортивные лошади. И не только в варварской России. Скотская забава по имени «конкур», как вы знаете, существует везде. И способы «подбивки» везде одинаковы. Кроме «подбивки», есть еще «цмыканье» и «пилежка», когда железкой во рту лошади ей причиняется очень сильная боль... Есть обычные избиения хлыстом и подъемы на прыжок «с хлыста».

Поскольку перепрыгивание через крашеные палочки процедура примитивная и повторяется она каждый день, то любая лошадь очень скоро становится идиоткой. И поскольку перепрыгивание процедура еще и противоестественная для лошади, через несколько лет сухожильно-связочный аппарат ног лошади разрушается полностью.

Часто больную, с серьезно травмированными связками ногу, что называется, «обкалывают перед стартом» -- делают блокаду любым сильным анальгетиком. Исключительно для того, чтобы хромота хоть на полчаса перестала быть явной.

Лошадь становится инвалидом очень быстро. А дальше -- либо на мясо, либо дураку-частнику, либо в прокат, где ее, уже испытывающую адскую боль от любого движения, будут домучивать подражатели спортсменам. И снова будут бить, называя избиения «воспитательными мерами» или «наказанием». Причем чем больше ее будут заставлять прыгать, тем сильнее будет боль, тем хуже она будет прыгать и тем чаще ее будут бить. Пока не забьют.

Если взять и очистить так называемый конкур от шелухи красных рединготов и бархатных жокеек, от понтов и азарта, от медалей и призовых денег, то мы получим примитивное болевое принуждение великолепного, интеллектуального и, на беду свою, феноменально красивого существа по имени лошадь к совершению саморазрушительных и противоестественных для лошади действий. То есть очень жестокую забаву людей, любое участие в которой позорно.

Дикая жестокость этой забавы непонятна случайному зрителю. Спортсмены и подражатели спортсменам скучно лгут о каком-то контакте с лошадью, хотя, как правило, не умеют добиваться от лошади никаких действий, кроме тех, которые можно достичь с помощью пыток... Комментаторы конкурных турниров блеют что-то про шенкеля и «принятие на повод». Но существа дела никто не затрагивает: не принято.

Примерно такая же история с выездкой -- второй главной дисциплиной конного спорта. Спортивная выездка в ее сегодняшнем виде есть упрощенный, опримитивленный вариант старинной От Эколь. Опримитивленный с расчетом на то, что заниматься ею будут не слишком талантливые люди.

От Высшей Школы спортивной выездке остались лишь самые незатейливые упражнения, не требующие никакого особого труда, или те, которых легко можно добиться причинением лошади боли во рту и в боках. Все, что требовало установления действительно высоких отношений между человеком и лошадью, все, что могло основываться на доверии лошади к человеку, -- все было изъято! И езда без всяких уздечек и недоуздков, и укладка, и усадка лошади голосом, и школьные фигуры, и испанский шаг, и множество других восхитительных штук, которые дают представление о феноменальной обучаемости лошади, о ее таланте и умении дружить и доверять...

Из всех вышеперечисленных элементов спортивная выездка оставила самые простенькие -- пассаж и пиаффе. Пассаж -- это очень медленная и ритмичная высокая рысь с подвисанием. Пиаффе -- это рысь на месте.

При этом в спортивной выездке пассаж и пиаффе считаются верхом совершенства, «делаются» годами и преподносятся как что-то сверхъестественное. Исполняют эти элементарные элементы, набив лошади рот железом аж двух видов -- к трензелю, который, переламываясь посередине, впивается в верхнее небо, добавляются еще и мундштук с цепочкой, причиняющей жуткую боль лошади в нижней челюсти. В то время как Марио Люраши, великий всадник, у которого мне посчастливилось учиться, учит любую лошадь пиаффе за три дня, а пассажу за неделю -- как в уздечке, так и без единого ремешка на голове. И без единого, разумеется, удара или окрика.

И у спортсменов есть любимый довод в пользу битья лошади: мол, животное табунное, в табунах друг друга лупят, лидерство устанавливают в табуне силой, меж собой дерутся по-страшному, посему и наказывать (бить) лошадей необходимо...

Теория идиотская. Муж вправе ухватить жену за задницу, и она, скорее всего, отнесется к этому нормально. Но если это сделает посторонний дяденька в трамвае, ситуация, согласитесь, меняется...

То, что лошадь готова стерпеть и примет как должное от другой лошади, она никогда не примет от постороннего и враждебного существа, каким справедливо считает человека. Для лошади мир делится на тех, кого едят, и на тех, кто ест. Про себя она прекрасно знает, что относится к тем, кого едят. И знает, что человек относится к категории тех, кто убивает. Она мгновенно определяет это по повадкам человека, по его направленным прямо обоим глазам (как у всякого хищника, у человека бинокулярное зрение, в то время как у травоядных так называемое зрение осторожности -- их глаза расположены по обе стороны головы, чтобы охватить большее пространство)...

Потому удар, нанесенный человеком, любой удар никогда не будет воспринят лошадью как воспитательный. Для нее это всегда начало ее убивания. Понятие «повоспитывать» в мире лошадей отсутствует. Каждым ударом, каждой грубостью человек напоминает лошади, что он хищник и доверять ему нельзя.

Надо мной смеются, что обучение каждой, даже самой безумной лошади я обязательно начинаю с того, что учу ее ложиться по свисту и непременно ложусь на нее сам.

Если ваша лошадь вам этого не позволяет, значит, никакого доверия к вам нет!.. Вы хищник.

Александр НЕВЗОРОВ, Елизавета НЕВЗОРОВА